Деревья слились в сплошную стену, через которую, как через зеленое стекло, можно было видеть дорогу и дальние перелески.
- Вот теперь… четыреста километров в час! - воскликнула Аня.
Глаза ее горели, она улыбалась, она забыла о том, как будет реагировать Андрей, забыла! Она полна была собственным счастьем, успехом, победой! Она торжествовала! Такого поезда еще не было в мире!
Грохот смолк. Поезд мчался с непостижимой скоростью по инерции.
Аня обернулась:
- И это только еще одна пятая той скорости, которая будет… которая будет… - Аня остановилась.
Вид Андрея был страшен. Щеки его провалились, испарина выступила на лбу, глаза лихорадочно блестели.
- Ничего не говори, я все понял, - сказал Андрей. - Все слишком ясно…
- Андрюша! - невольно тормозя, воскликнула Аня. Она предостерегала, умоляла, возмущалась в этом возгласе.
Андрей с горькой усмешкой покачал головой:
- Если капля переполняет чашу, значит, чаша была полной.
- Но ведь это же дико, нелепо… в такой час!
- Что ж… час ты сама выбрала! Мы действительно слишком долго находились вдалеке… И слишком мало осталось соединяющего нас…
- Ты хочешь… упрекнуть меня как врача, что я не уберегла…
- Хочу сказать, что ракетный вагон, сделанный втайне от меня, за моей спиной, сделанный, чтобы скомпрометировать, отвергнуть мой магнитофугальный поезд, который я вынашивал годами, этот ракетный вагон не связь, а преграда между нами.
- Ах, так! - Аня закусила губы. Она продолжала тормозить. - Ты человек с болезненным самолюбием, привыкший к преклонению! Тебе бы рабыню, чтобы ноги мыть… А я - то хотела, чтобы сын наш походил на тебя!
- Лучше не говори о сыне. Не терзай хоть этим… тебя забуду, а его нет…
Аня хотела крикнуть, что Андрей сумасшедший, хотела броситься к нему, не дать ему открыть дверцу кабины… но осталась, прикованная к пульту, готовая разрыдаться от обиды, досады, от жалости к себе, но не к Андрею… Порвалось, безвозвратно порвалось то, что должно было снова связать их… Значит, не осталось ничего…
- Если так - уходи! - сузив глаза, сквозь зубы проговорила она.
Поезд медленно шел вдоль платформы. Андрей соскочил на ходу.
Аня с широко открытыми сухими глазами и слезами в горле посмотрела на него в последний раз. Подумала, что когда-то он не сходил с ее поезда, а вспрыгивал на ходу…
Послышались голоса встревоженных Степана Григорьевича, Седых, Сурена…
- Испытание продолжается, - пересилив себя, спокойно сказала Аня. И подумала: «Испытания мы не выдержали…»
Андрей сошел с высокой платформы на рельсы, перебежал их, не оглядываясь на поезд, и направился в реденький березовый лес.
Когда позади снова раздался грохот, Андрей вздрогнул и схватился рукой за тонкий белый ствол дерева. Долго он простоял так, не двигаясь, потом медленно побрел обратно.
На путях и на перроне было пустынно. Попался только один старичок-железнодорожник в фуражке с красным верхом.
- Вам на Москву поезд? - участливо спросил он, внимательно вглядываясь в лицо Андрея.
Корнев кивнул головой.
- Так он не скоро будет, сегодня ведь испытания.
Стоя на платформе, Андрей задумчиво смотрел на подернутый вечерней дымкой пейзаж. Деревья и телеграфные столбы казались влажными. Густые сети проводов были похожи на мертвую зыбь, застывшую навеки.
Андрей вздрогнул.
Что ж, если женщина скрыла от тебя самое для нее дорогое и, идя с тобой рядом, имела свою, особую жизнь, это значит, что ты ей чужд… Если женщина не пришла к близкому человеку, когда он боролся за жизнь, как когда-то в корабельном госпитале, ясно все - любви уж нет.
Сойдя с платформы, Андрей двинулся вдоль путей. Влажный и теплый ветер ласкал лицо, а ему хотелось, чтобы ветер бил его солеными брызгами.
«В конце концов, все забыли, что стоит спросить и меня, если не как автора, то как инженера. Пригоден ли ракетный вагон для Арктического моста? А ведь можно привести много возражений, сомнений. Хотя бы газы… Как удалять их из туннеля, если в нем не должно быть сопротивления воздуха?»
Друзья?.. Они предали и покинули его. Они подняли руку на самое дорогое для него - Арктический мост.
За спиной он услышал хруст гравия под чьими-то ногами. Андрей обернулся: пряча от ветра спичку, раскуривал трубку Сурен.
Приближался день выборов президента Соединенных Штатов Америки. Предвыборная горячка достигла предела.
Домик мистера Меджа превратился в боевой штаб приверженцев судьи Мора. День и ночь у четырех телефонов, установленных в уютной раньше, а теперь загрязненной, забросанной окурками столовой, дежурили усталые, охваченные предвыборным азартом люди. Мистер Медж то появлялся, то исчезал.
Он вел кампанию блестяще. Никто не ожидал от незаметного политического деятеля, проявившего себя лишь при создании «Ассоциации плавающего туннеля», такого организаторского таланта. Благодаря его усилиям будущее благополучие страны и туннель как понятия слились воедино.
Но мистер Медж знал, что рано успокаиваться. Противник еще силен. Нет никого на свете опытнее и хитрее мистера Кента.
Поговорив с Сан-Франциско и заказав разговор с Сиэтлем, мистер Медж поднялся наверх, в комнату дочери. Ему хотелось отдохнуть хотя бы десять минут.
Амелия металась по комнате.
- Бэби, все идет великолепно, - сказал мистер Медж, потирая руки. Русские приступили к строительству подводного дока. Завтра мы протрубим об этом во всех газетах. Нельзя было сделать лучшего подарка мистеру Мору.