Арктический мост - Страница 54

К оглавлению

54

Члены вновь организованной ассоциации лежали под столом. Лишь посредине зала возвышалась тощая фигура судьи Мора, скрестившего руки на груди.

Андрей заметил, что рядом с ним лежит О’Кими. Ее миндалевидные глаза были почти круглыми.

По другую сторону стола неуклюже скорчился Герберт Кандербль. Амелия Медж держала его за руку. Нет! Она не позволит ему умереть от шальной пули. Он еще нужен ей, этот несносный гордец, унизивший ее. Она еще насладится местью! Если не сенатор Никсон, то инженер Кандербль!

Стрельба прекратилась.

О’Кими умелыми руками делала перевязку мистеру Меджу. Пострадавших было сравнительно немного. Судья Мор, раненный в руку, отказавшись от помощи, сам делал себе перевязку.

Улыбаясь, он говорил:

- Я научился этому еще в штате Монтана, когда меня придавило срубленным деревом. Тогда я был один, и поневоле мне пришлось обходиться без посторонней помощи.

- Мистер Мор был еще два раза ранен во время мировой войны, - заметил кто-то из гостей, пододвигая Мору стул.

Старик сел и, видя, как дрожащие лакеи собирают разбитую посуду, сказал:

- Вот к чему приводит боязнь правительства ограничить так называемую «личную свободу» американцев. С толпой надо обращаться, как с детьми: любовно, строго, заботясь об их благе. Нельзя детям играть с ножами, нельзя любому желающему американцу позволить разъезжать с ручным пулеметом, продающимся в каждом магазине.

- Мистер Мор, что же произошло? Что случилось?

Старик отечески посмотрел на вопрошавшего.

- Свободная конкуренция, джентльмены. Кое-кто заинтересован в процветании пароходных линий, а не в создании нашей ассоциации. Этих людей не занимает прогресс нации: они живут лишь ради личной выгоды. Нечего удивляться поэтому методам, заимствованным у гангстеров. Нет, все, все в стране надо исправлять! Конкуренцию надо делать подлинно свободной, а не позволять злонамеренным людям, как им угодно, «свободно» конкурировать. Но мы призовем к порядку этих людей, мы докажем, что Америка прежде всего страна здравого смысла!

Репортеры поспешно записывали импровизированную речь маститого судьи.

Воодушевление понемногу возвращалось к членам новой ассоциации. Начали даже поговаривать о продолжении заседания, но вдруг какое-то известие пронеслось из одного конца зала в другой.

Люди перешептывались, пожимали плечами, удивлялись, возмущались, посмеивались - словом, реагировали каждый по-своему. Многие стали поспешно прощаться.

В первый момент сообщение не коснулось братьев Корневых. Степан Григорьевич был занят Андреем, который старался скрыть рану. Его выдала О’Кими: увидев кровь на рукаве Андрея, она стала настаивать на перевязке. Андрей отказывался, и О’Кими обратилась за помощью к Степану Григорьевичу.

Тот встревожился.

- Андрей, ну ведь ты же не маленький! Сними пиджак… Надо обязательно сделать перевязку, - заговорил он с неожиданной теплотой.

Андрей долго упрямился, но, взглянув на О’Кими, на озабоченное лицо брата, почувствовал себя неловко, смутился и послушно стал стягивать пиджак. Степан Григорьевич и О’Кими помогали ему.

Вдруг они услышали слова: «…выставка… толпа… разрушение…».

О’Кими первая поняла, что произошло. Она выразительно посмотрела на Степана Григорьевича.

- Мне нужно быть там, - сказал он выпрямляясь.

Андрей, ни слова не говоря, стал натягивать пиджак.

- Мистер Эндрью, я же не кончила перевязки… мистер Эндрью!.. - запротестовала О’Кими.

Но Андрей уже вставал с кресла.

- Ты останешься здесь, тебе нельзя, - сказал Степан Григорьевич тоном, каким говорят с непослушными детьми.

Андрей, не отвечая, застегивал пуговицы пиджака.

Степан Григорьевич понял, что уговаривать брата бесполезно. Почти бегом они направились к выходу. О’Кими с тревогой смотрела им вслед.

Дорогу Корневым преградил полицейский офицер:

- Джентльмены, осмелюсь предложить вам свою полицейскую машину. Я могу не задерживаться у светофоров и доставлю вас скорее всех.

Корневы вместе с полицейским офицером покинули зал.

Усуда подошел к дочери. Ничто не ускользнуло от него в поведении Кими-тян. Он не сказал ни слова, но тяжело вздохнул и пожалел, что привез ее в Нью-Йорк.

Глава девятая

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Вой сирены не смолкал ни на минуту. Полицейские, еще издали заслышав этот звук, останавливали движение. Со страшным свистом проносилась мимо них приземистая машина с кремовым верхом. Прохожие с любопытством оглядывались. Они еще ничего не знали о том, что происходит на выставке, иначе тоже помчались бы туда, чтобы оказаться в числе двух миллионов американцев, принявших участие в событиях последнего, самого знаменательного дня выставки.

- Это возмутительно! - горячился Андрей. - Что же смотрит полиция, ответьте мне, сэр? Как вы можете оставаться безучастным?

- Иногда полиция бессильна, - ответил полицейский офицер, отрывая картонную спичку и закуривая. - Мы знаем по опыту Чикагской выставки 1931 года, что наше вмешательство все равно не даст никаких результатов. Что можно сделать с сотнями тысяч американцев, воодушевленных одним общим и к тому же вполне понятным намерением.

- Ему это понятно! - воскликнул Андрей по-русски. - Наверное, он и сам спешит туда за тем же.

Подъезжая к территории выставки, автомобиль едва смог пробраться через густую толпу возбужденных людей и брошенных в самых недозволенных местах машин. Только надрывный визг сирены и ковбойская лихость полицейского драйвера позволили Корневым добраться почти до самых турникетов.

54