В половине двенадцатого, заставив Андрея поесть в неурочный час, она предложила пойти на ближайшую вершину. Андрей не мог ни в чем отказать О’Кими - ведь она пробудила его к жизни. И она уже много значила для него…
При подъеме Кими-тян очень торопила уставшего Андрея и все время оглядывалась по сторонам.
- Вот здесь мы отдохнем, - сказала она наконец.
Они сели.
- Теперь мы простимся, Андрей, - вдруг сказала О’Кими, назвав Корнева по-русски.
- Почему простимся?
- Я все объясню вам. В Японии у вас не только друзья. Когда я была в городе, то узнала, что Муцикава выследил вас. Извещенный о вашем исчезновении из Сиэтля, он, вероятно, испугался разоблачений и решил убрать вас. - Девушка прижалась к плечу Андрея. - Весь этот район окружен наемными людьми Муцикавы. Они хотят затравить вас, как зверя, но это им не удастся!
- Я сейчас же отправлюсь в советское консульство.
- Это невозможно: вас убьют. Надо бежать тайно. Смотрите, смотрите, Андрей! Вы видите эту темную фигуру на скале? Это друг, человек из нашего Союза молодежи. Идите, идите к нему! Друзья помогут вам выбраться отсюда и посадят сегодня же на пароход.
- Мне… идти… уже? - растерянно сказал Андрей, нерешительно поднимаясь.
Сунув в карман револьвер, который подала ему девушка, Андрей повернулся к Кими-тян. Всем существом потянулась она к нему. Он взял ее за плечи.
- Прощай, О’Кими, сайонара! - сказал он по-японски.
- Вы не забудете меня так же, как в первый раз? - подняла голову Кими-тян.
- Как в первый раз? - удивился Андрей.
- Там… в Америке…
- В Америке? Так это были вы?
- Идите, идите, - легко толкнула Андрея О’Кими.
- Прощай, О’Кими! Прощай, мой метеор!.. - задумчиво произнес он, быстро притянул ее к себе, поцеловал и почувствовал, что слезы застилают ему глаза.
Резко повернувшись, он зашагал к черному утесу.
Кими-тян стояла, боясь шелохнуться. Она все еще ощущала его подле себя, еще слышала его голос: «Сайонара, сайонара, прощай, прощай!..»
Наконец ветви заслонили его худощавую фигуру. Тогда Кими-тян опустилась на землю и заплакала. Она плакала долго и громко, как плачут дети. Но это были слезы женщины.
Вдруг она спохватилась. Ведь она может еще раз увидеть его силуэт! Кими-тян побежала по тропинке, отошла от нее в сторону, забралась на камень - и ужаснулась: из-под самых ее ног в пропасть уходил скалистый обрыв.
Это было так неожиданно, что Кими-тян в первое мгновение зажмурилась. А когда она открыла глаза, то увидела фигуру Андрея. Он поднимался на черный утес. Еще немного - и он будет на скале.
Наконец-то! На черном утесе уже стояли две фигуры…
- Так вот где застал я вас, О’Кими!
Кими-тян непринужденно улыбнулась.
- Ах, это вы, Муцикава? - скучающим тоном сказала она.
- Да, это я, извините. Не ждали?
- Напротив, я уже беспокоилась за вас, - язвительно произнесла О’Кими. Она стала против Муцикавы так, чтобы, глядя на нее, он не видел черного утеса с двумя почему-то не уходящими фигурами.
- Где ваш спутник? Говорите живее! - еле сдерживая себя, процедил Муцикава. - Он представляет собой, извините, величайшую опасность для спокойствия ряда стран.
- Для вашего спокойствия, Муцикава-сан… Вы хотели бы, чтобы господин Корнев был так же молчалив, как и тот, другой ваш спутник, задушенный вами неоэфиром?
- А я вижу, вы успели вдоволь наговориться с моим названым братом!
- Да, которого вы подло предали и оклеветали. Но вам теперь не избежать разоблачения!
Муцикава сгорбился и сделал шаг по направлению к О’Кими. Девушка невольно отступила.
- Где русский?
- Его нет, он уже далеко.
Муцикава сделал еще шаг к О’Кими. Она опять отступила. Черный утес был за спиной Кими-тян, но она знала, что на нем теперь никого нет.
- Где Корнев? - закричал Муцикава.
- Он ушел, ушел строить Арктический мост, - улыбнулась О’Кими, глядя поверх головы Муцикавы.
- Ушел? Ты помогла ему бежать! - медленно произнес японец, нагнув голову.
- Да, помогла! И счастлива, потому что люблю его. А вас ненавижу!
Муцикава на мгновение поднял лицо и взглянул на О’Кими. Она широко открыла глаза и отшатнулась. Тогда Муцикава протянул руку и шагнул к девушке. Она тихо вскрикнула…
В последние годы тесно стало в этом недавно еще не существовавшем порту. Корабли вынуждены были отшвартовываться у железных эстакад, срочно построенных перпендикулярно набережной. Катера и буксиры едва не сталкивались в просторной когда-то бухте. Грохотали краны, закрывая небо своими переплетами, ажурными мостами, высокими башнями… В воде плавали радужные масляные пятна, доски от ящиков, щепки… Через перегруженный порт, будто через узкую горловину бутылки, с трудом пробивался бурный, клокочущий, растущий с каждым месяцем поток разнообразных грузов, идущих со всех концов земного шара.
Недавно здесь было пустынно, корабли не бороздили в этом направлении океанские воды. А теперь сколько флагов развевается в бухте, сколько разноязычной романтики в одних только названиях: «Венесуэла» - Стокгольм, «Кумази-пальм» - Ливерпуль, «Вильдрехт» - Роттердам, «Толедо» - Дублин, «Крошка Тулли» - Бремен. «Либерия» - Монровия, «Ошен сейлор» («Океанский моряк») - Нью-Йорк, «Парижская коммуна» - Гавр, «Франклин-Делано Рузвельт» - Сан-Франциско, «Юконский ворон» - Сиэтль…